Он наконец зашарил в полках стола — мне видно, через открытую дверь кабинета, звякнули ключи, у меня даже сердце замерло. Вышел, посмотрел на меня сурово.

— Девочку я привезу, ему не отдам. Только… может потом в соседней клетке сидеть буду.

И вышел. Я всем богам взмолилась — хоть бы успел! То, что этот урод в соцзащиту позвонит, я даже не сомневаюсь, и да, мне уже все равно, буду решать проблемы по мере поступления. Но главное — только бы не увёз!

Глава 22. Марк

Мне казалось, что я с глубокого похмелья. Пару дней без сна, несколько перелётов, работа лопатой на долбаной европейской горе — я был без сил. Мышцы болят, с удивлением понял — настоящий физический труд не сравнится с ежедневным забегом в тренажерку. Мать вашу, да я умираю. Надо спать, да, нужно выспаться, как следует, а я уснул только под утро… и зудит что-то, пищит комаром над самым ухом, не разобрать. Я сдался и открыл глаза. И поморгал даже, подумал — кошмар снится. Миленький такой кошмар, в розовом платьице, с двумя косичками, на них — белые бантики.

— Ты чего тут? — удивился я. — Мама где?

— Бабушка сказала, что мама в город по делам уехала.

— Понятно… А бабушка где?

— Обе бабушки в больнице.

Я с трудом поднялся — таки все болит. Таблетку бы, да где её тут найдёшь? В аптечке, в машине, во! Добрел до рукомойника, вода еле сочится, с трудом умылся, почистил зубы щёткой, которая валялась на самом дне дорожной сумки. Все это время девочка стояла за спиной и молчала, теребила кончик бантика.

— Сейчас я тебя к деду отвезу, — сказал я. — Ты кушать хочешь?

— Нет.

— Везёт…

Я бы за простую овсянку, горячую, с маслицем душу бы продал. Или за яишенку с половинкой помидора и хрусткими ломтиками бекона. Вот сейчас отвезу девочку и попрошу, чтобы покормили в колхозной столовой. Там конечно без хрусткого бекона, но вкусно и сытно.

— Тут дядька был, — вспомнил я. — С синяком и уткой. Ты не видела?

Девочка покачала головой. Я вышел из вагончика и увидел трогательно маленький велосипед лежащий в пыли посреди двора. И только сейчас до меня дошло — она одна сюда добралась. Чокнутая девочка, вся в маму.

— Ты одна приехала? — переспросил я, на всякий случай. — На велосипеде?

Девочка кивнула, я выматерился, и поймал её укоризненный взгляд. Ну, сами подумайте. Время уже полдень, жара адская, это вам не Альпы, до деревни километра три, а до этого ещё до длиннючей улице, и все это на солнцепеке. Я конечно сам не мамаша года, но с Любой надо поговорить — негоже ребёнка оставлять без присмотра. Я телефон достал, позвонил ей — не берет трубку, все ещё обижена… Ладно, разберёмся по ходу.

— Я сейчас помоюсь, — объяснил я девочке. — Потом что нибудь покушаю, потому что два дня не ел нормально, а потом отвезу тебя обратно. Хорошо?

Она снова кивнула. Моё ночное позорное купание мытьем можно было считать весьма условно — темнота пугала и возможные русалки. Сейчас озеро лежало мирной гладью, нырну, и голову помою куском мыла, которое лежало на краю рукомойника. Такие вот миллионерские будни. Взял мыло, вафельное жетское полотенчико, пошёл, сложил их на краю причала. Раздеваться начал, обернулся — девочка стоит. Ну, что же, купаться придётся в трусах. Плюхнулся в воду, нырнул, потом смотрю — сидит на краю, ноги свесила.

— Ты не уйдёшь? — спросил я. — Можешь погулять, пока я моюсь.

— Не уйду, — ответила она. — Вдруг вас русалка под воду утащит?

— Тогда спасать меня будешь?

— Нет… поеду на велосипеде обратно и скажу дяде Жоре, что вы утонули.

Прелесть какая. Я с трудом помыл голову — мыло не пенилось ни хрена. Потом с такими же усилиями вытерся — полотенце воду не впитывает. Выставил девочку из вагончика, запер дверь, переоделся. Вот, теперь почти человек, только от дешёвого мыла кожу стянуло. Ещё пожрать бы.

— Эге-гей! — крикнул с улицы Славка. — Еда пришла пешком! Давайте встречайте, я тащил пакет в руках, а ещё долбаную утку, которая поперлась со мной и посреди дороги устала!

Я вышел. Славка стоит с пакетом и уткой подмышкой. Помятый, фингал никуда не делся, если только припухлость спала и теперь видно голубой глаз. Стоит и на девочку смотрит, а она на него.

— Это мой брат, — представил я. — Это девочка, она не кусается. Сейчас пожрем и я её домой отвезу.

— Понятно, — заключила девочка. — Ещё один миллионер. Бабушка сказала, что все беды от вас.

Славка прыснул, я дал ему лёгкого подзатыльника. Есть сели расстелив одеяло за вагончиком — и тенек тут, и травка. Воды нагрели в чайнике, заварил чай в больших кружках, одну дали девочке. Бутерброд ещё дали — булка, пластинка сыра, кружок помидора, пара колечек лука, ветчина, соус, ещё сыр, ещё какая-то хрень и сверху снова булка. Сидит, двумя руками это богатство держит, и не знает, с какой стороны поступиться. А мы ей ещё яичницу, жареную на плитке, без бекона, но с помидором, кусок копчёной рыбы, два персика, банан, плитку шоколада и йогурт. Славка знатно оголодал и похоже скупил половину магазина.

— Я столько не съем, — важно сказала девочка. — Но я буду очень стараться.

Откусила персик, потом краешек гигантского бутерброда, затем потянулась за рыбой, сковырнула кусочек яичницы, запила все это пепси, потом принялась за чай с шоколадом и йогурт. Аппетит однозначно хороший, но как-бы меня за такое меню Любка не убила. Хотя, опять же, за детьми следить нужно.

А сам я ем, и мне божественно вкусно и хорошо. Ещё бы Любу сюда обиженную, и вовсе красота. Сижу, сыто на солнышко жмурюсь, нужно ещё сигарету найти, Славка ушёл в озеро плескаться, девочка персиками кормит утку… А я чай крепкий прихлебываю. Правду говорят — утро вечера мудренее. Вот поспал, и сразу все прекрасно, и Любка меня сразу простит, как увидит, что я нашёл её пропавшего ребёнка… Корыстная конечно мысль, но очень заманчивая.

— Нужно ехать, — наконец сказал я. — там наверное весь колхоз тебя ищет. А давай скажем что это не ты ко мне на велике приехала, а я тебя спас, например, ты в лесу потерялась, а на тебя волк напал? А я его поборол и спас тебя героически.

Девочка вздохнула, налила чаю в тарелку, подула, потом проверила — не горячо ли? И чай этот для утки поставила. Эта зараза уже так обожралась, что сидит, крылья в разные стороны и еле дышит. Нужно ему беговую дорожку купить, специальную, для животин, чтобы не разжирел.

— К нам папа приехал, — решилась после долгого молчания сказать девочка. — Говорит, тебя с собой заберу… А я никуда с ним не хочу. А мамы нет, и бабушек нет, дедушка меня в бане спрятал и сказал не выходить. А я вышла, велик взяла, и по задам сюда приехала, к вам… Вы меня не отвозите туда, пожалуйста, я пока тут побуду. Я хорошая, буду за вашей уткой следить! А папа сюда не приедет, побоится.

— Запрыгивай в машину, — строго велел я, сбросив с себя все сонное расслабление махом. — Сейчас же.

Девочка поняла с полуслова и направилась к машине. Дверь приоткрыла внутрь заглянула и остановилась озадаченно, на меня оглянулась.

— Без бустера? Мама не разрешает…

Я вздохнул, притащил из вагончика подушку, благо выходной, нет тут никого и никто моего падения в виде кражи чужого супа и постельного белья не увидит. Бросил подушку на кресло, жестом пригласил ребёнка внутрь и пристегнул. Затем выудил из воды брата — пусть на глазах будет.

— Мама где? — ещё раз спросил я.

— Баба сказала, что в город уехала, а дед сказал, что она на работе. Но они оба краснели, не знаю я, где мама.

Мокрый младший смотрел на меня неприязненно и пытался отодрать прилипшую к коже рубашку, застегнуть пуговицы — я работу ему не облегчал, гнал во весь опор. Дорога заняла всего несколько минут, но я опять подумал, сколько же ехала по жаре девочка, крутя педали, а колеса у велосипеда такие маленькие…

— Вы превышаете, — пискнула с заднего сидения девочка. — И за рулём разговаривать нельзя по телефону.

Какая умная, хмыкнул я, но ничего не сказал. Ситуация настораживала, да и звонок я сделал только один — Варьке. Сейчас примчится пара человек юристов, а ещё пара из папиной охраны, пусть, лишними не будут. Я лихо, взметнув пыль притормозил у дома родителей Любки, благо уж этот адрес мне знаком.